Киевский август
КОЛЬЦО
Спасаясь от безжалостных убийц, посланных по его следу дядей, великим князем Киевским, князь Борис, прозванный Черным, а также Бездомным, прибежал к Лисичьему перевозу и попросил лодочника переправить его на другой берег.
— А если те, кто гонятся за тобою, узнают, что я тебе помог? — сказал перевозчик.— Страшно, князь, их мести.
— Я тебе хорошо заплачу, — сказал Черный Борис, у которого не осталось уже ни дружинников, ни надежды, но страх. — Вот задаток.
Он снял с пальца золотое кольцо с печатью и положил на лопасть весла. Лодочник взял кольцо, оттолкнулся и уплыл в туман, обманув князя.
Борис приник ухом к земле и услышал топот коней. Это мчались варяги на Изяславовой службе, ведомые Харислейфом, посланным убить Бориса. Тогда вручил князь душу свою Богу, побрел по берегу реки и выбрел на пещерку, где жил старый волхв.
— Скажи, волхв, что ждет меня? — спросил князь.
— Смерть ты примешь не от руки человеческой, но от Бога, которому молишься, — ответил волхв. — Уходи, князь, не то много зла испытаем оба.
Черный Борис убил его, переоделся в волхвовы одежды, а свои сжег.
Прискакали варяги, но князя не узнали.
У лодочника, который переправлял их на другой берег, Харислейф увидел золотое кольцо с печатью и спросил, откуда оно у него.
С мертвого снял, — сказал лодочник. — Труп плыл по реке, уже рыбы его ели.
Харислейф взял кольцо и привез его в Киев, Изяславу. Великий князь плакал и велел служить молебен о душе племянника Бориса. Харислейфу же приказал искать тело Бориса в этом мире.
ЗМЕЙ
Борис прибежал к брату Андрею и стал у него жить. В то время княгине Улите, плакавшей о единственном сыне своем, погибшем по вине отца в походе на Чернигов, стал являться прекрасный Змей, принудивший ее к сожительству. Каждую ночь прилетал Змей к окну княгининого терема и ввергал ее в безумие, вникая в лоно ее. Об этом Улита рассказала мужу и Черному Борису.
— Не знаю, что делать, — сказал князь Андрей. — Не знаю, как осилить Змея, ибо я слаб.
— Выведай у Змея его слабость, — сказал Борис. — От чего ему умереть?
Той же ночью, лаская Змея, спросила Улита, от чего ему умереть. И тот ответил, что от заговоренного меча, спрятанного в столпе церкви св. Ильи, но не сказал, в каком столпе. Притаившийся за пологом Борис все видел и слышал.
Пошел он в церковь св. Ильи и молился, спрашивая Господа о мече. На третью ночь непрестанных молитв явился ему отрок, подвел к столпу и сказал: «Здесь меч». Меч блистал так ярко, что пришлось обернуть его холстом и еще плащом.
С мечом, обернутым холстом и еще плащом, Борис встал за пологом, глядя, как Улита снимает одежды и умащивает тело к встрече с Гадом.
Змей почуял недоброе и, когда прилетел, дохнул огнем. Через вспыхнувший полог вышел Борис навстречу Гаду с мечом, и начали они биться. Громко молился Борис Господу и убил Змея.
— Помнишь ли, о чем молился? — спросила Улита, когда предстал ей Борис, залитый Змеевой кровью.
— Шумна была битва, и не слышал, — ответил Борис.
— О лоне моем молил ты Господа, — сказала Улита. — Сладкой кровью омыт ты, Борис, и красив, как факел, краше всех.
И возлегли они, и вник Борис в лоно ее.
— Почему ты бездомный? — спросила затем Улита. — Разве не твои города и села от дедов и прадедов?
— Ото всего отрекся, чтобы получить все, — ответил Борис. — Не могу довольствоваться малым, но лишь Киевом. Лучше же мертвым быть, чем малым.
— Ты сильный воин в поле и на лоне моем, — сказала Улита. — Помогу тебе.
ПЕС
Посланные великим князем Харислейф и варяги пришли к Андрею, узнав, что у него скрывается Черный Борис, и потребовали его выдать.
— Он брат мне, — сказал Андрей. — Не могу поступить, как Каин с Авелем.
— Изяслав отец тебе, ты ему клялся, — сказал Харислейф. — Где Борис, там мятеж и война. Выдай его.
— Не могу, — заплакал Андрей.
— Тогда изгони.
Промолчал на это Андрей.
Когда Харислейф ушел, Борис спросил у брата, неужели он выдаст его или изгонит.
— Не выдам, — сказал Андрей.
Об остальном промолчал.
— Дружина любит тебя, а не его, — сказала Улита Борису. — Он тебя изгонит. Что будешь делать? Надо убить его.
Борис ничего не ответил Улите, затворился в доме, где жил. Он долго бродил в темноте, ни с кем не беседуя, но с собой. Наутро вышел он из дома и увидел во дворе свинью, которую резали работники, а она вырвалась и побежала. Борис поймал ее за уши, повалил и заколол. Выпил чашу свиной крови, и стало ему весело, как от вина, и сказал он: «Пусть судит Бог».
Поехали они с Андреем на охоту, и в роще у реки убийцы напали на Андрея, но лишь ранили его. Андрей ускакал в лес и спрятался. Борис послал к Улите, она же дала им любимого Андреева пса, который побежал по следу князя, а убийцы за ним. Привел их пес к лесной пещерке, где скрылся раненый Андрей, и вынес в зубах князев плащ. Копьями достали Андрея, и выволокли, как собаку, и били ножами и мечами, пока не убили.
Борис вернулся в город, и дружина встала за него.
Когда вновь пришел Харислейф за Борисом, ворота перед ним закрыли, а посла вернули на копье.
ГОРБУНЬЯ
Великий князь Изяслав позвал князей и бояр рассудить его с племянником и помирить. Но Борис пришел к Переяславлю и перекрыл все дороги. Скоро в городе не стало ни хлеба, ни мяса, и трупы лежали в домах и по торговым местам, и даже ни псы их уже не ели, ни птицы.
Тогда пришел Изяслав к Переяславлю и сказал:
— Я стар и болен, войны не хочу.
Сошлись они с Борисом у брода, целовали крест о мире и много пировали.
Ночью вошли к Борису Харислейф и еще трое, схватили князя, положили поперек груди доску и сели на нее, а Харислейф ударил Бориса ножом в левый глаз.
— Я еще увижу, как собаки будут жрать твои кишки, — сказал Борис, — и услышу, как ты будешь молить псов поскорее добраться до твоего сердца.
— Может, и услышишь, — сказал Харислейф, — но не увидишь.
Ударил ножом в правый глаз, но промахнулся и порезал Борису лоб. Ударил еще и ослепил князя.
Бросили слепого в яму.
Борис стонал, но некому было услышать его, кроме Бога.
Пришла к яме горбатая девушка и расспросила князя, а расспросив, спустила ему веревку и помогла выбраться.
— Спрячь меня, — сказал Борис. — Боюсь несытой лютости моих врагов.
Горбунья спрятала его в бане, помыла и переодела князя и всячески ему служила.
— Я спасу тебя, — сказала она. — Как стемнеет, выведу тебя к твоим.
— Не говори, пока не сделано, — сказал князь.
Вечером горбунья принесла князю монашескую одежду и вывела его к дружине, уже беспокоившейся о своем князе.
— Вот он, — сказала она. — Я спасла его.
— Не говори так, — сказал Борис. — Бог меня спас.
Поскакали они верхом и мчались всю ночь до восхода солнца, тогда и остановились.
— Я спасла его, — вновь сказала горбунья. — Радуйтесь.
— Не говори так, — сказал старый князев дружинник Рябой Ангел. — То можно Богу, а ты убога. Молчи.
Но она не вняла. Тогда князь велел взять ее, и ее взяли и сделали с нею то, что приказал Борис, а потом, связав, бросили на муравейник. Вечером на нее наткнулись и увидели сквозь отверстие в ее груди еще бьющееся сердце, черное от облепивших его муравьев.
Борис вернулся к Улите. Как только закрылись за ним ворота, бросился к нему любимый Андреев пес и от радости вспрыгнул в седло. Взял его князь двумя руками за шею и держал так, пока не перестала капать слюна с песьего языка.
Весть же о великом чуде разнеслась по городам и весям: Бог спас, извел слепца из ямы и указал ему путь домой, чтоб не осталось зло неотмщенным.
К Борису пришел Мстислав с дружиной, Руф Старый с дружиной, Ян с дружиной, Гельмольд с дружиной, Урукча с дружиной, и даже младший брат Игорь с дружиной и половцами, и берендеи, и черные клобуки тоже.
КИЕВ
В августе Борис с войсками пришел к Киеву и послал к боярам и людям киевским сказать, что хочет посчитаться с Изяславом, нарушившим крестное целование, а против бояр и киевлян зла не держит.
Боярин Беловолод и другие прислали к Борису Просова сына, и сговорились они.
Наутро Харислейф вывел дружину и киевлян за стены. Изяслав тоже вышел, со старой дружиной и торками.
Как только из леса показались стяги Бориса и Игоря, киевляне захватили Харислейфа и передались Борису. Изяслав повел своих в бой, но увяз в болоте и не мог двинуться. Его связали и бросили у шатров Борисовых.
Черный Борис вошел в Киев об руку с Улитой, молился в Софии и в Десятинной тоже. Люди смотрели на черный его колпак, надвинутый на глаза, и боялись. Но великий князь был милостив к киевлянам. Вечером он устроил большой пир для горожан, сам же пировал на великокняжеском дворе. И все смотрели, как псы рвут кишки из Харислейфова брюха, и слышали, как тот молит псов поскорее добраться до его сердца.
Для Изяслава выкопали в земле яму, а над нею поставили сруб, и в ту яму князя заключили.
Митрополит Кирилл Грек смиренно просил за Изяслава, а потом стал обличать великого князя, говоря: «Ты был прав, мстя клятвопреступнику, ныне же ты дважды слеп, увязнув во мраке зла». За это был изгнан и нашел приют у Изяславовых братьев — Всеволода и Изяслава-младшего.
Они собрали дружины, пошли к Днепру и разбили Мстислава и Яна, Гельмольд бежал. Тогда Черный Борис с братом Игорем и Урукчой пожег их села, а их самих разбил на Альте и гнал. Гельмольд вернулся и разбил Всеволода у Кучкова.
На исходе зимы встретились Черный Борис и Игорь с Всеволодом и Изяславом-младшим, целовали крест о мире и пировали.
Ночью Улита сказала:
— Не верю ни Всеволоду, ни Изяславу-младшему, и ты не верь. Стоит отдать им Изяслава, как они хотят, — соединятся и убьют тебя.
Борис позвал Рябого Ангела и сказал ему, что сделать, и той же ночью к Всеволоду ворвались убийцы с блещущими, как вода, мечами и убили его, а потом пошли к Изяславу-младшему.
— Зло творите, — сказал Игорь, заступив им путь. — Что скажет великий князь, брат мой?
— Уже сказал, — сказал Рябой и поднял меч.
Игорь опередил убийц и крикнул своих людей. Вместе с Изяславом-младшим они отбились от Борисовых дружинников и бежали, бросив кольчуги и щиты.
Борис взял Игоревы городки и избил его людей.
Игорь укрылся у Изяслава-младшего. Великая смута случилась в его душе. Он простился с дружиной и постригся малым постригом в Ильинском монастыре, где сидел митрополит Кирилл Грек.
КИРИЛЛ ГРЕК
Стали к Улите по ночам являться бесы, хватать, бить и влагать свои язвящие персты во все влагалища и щекотать до дурного смеха и падучей. По утрам она вставала, искусанная их зубами, побитая, в крови, и плакала, но молитвы не помогали. Борис служил молебны по церквам и монастырям, но не было Улите утешения. Она пила воду и говорила, что это кровь, и умывалась свиной кровью как водой.
Борис приказал тайно выкопать в холме глубокую яму и часто спускался на самое ее дно со свечой, которой видеть не мог, но которую видел страж, и подолгу там сидел молча или кричал подолгу. Иногда после этого ему удавалось заснуть.
Изяслав упросил Бориса отпустить его в монастырь, и Борис отпустил. Ноги у князя распухли от земляного сидения, и лежал он как бревно, не мог ходить. Пришлось разобрать сруб над ямой и доставать князя веревками. Принял он схиму в Федоровском монастыре.
Кирилл же митрополит не хотел и не мог возвратиться в Киев и сокрушался, что не удалось ему предотвратить братоубийство, и каялся, проклиная себя так, что заболел.
— Нет на тебе вины, владыка, — сказал Изяслав-младший. — И крови нет на тебе. Разве виноват ты в том, что тебя не послушали.
— Не так говорил, вот и не послушали, — сказал Кирилл. — Значит, слово мое без Слова. Бог отвернулся от меня, умалив, лучше б мне умереть.
Почуяв приближение смертного часа, он велел епископу и архимандриту, обвязав его ноги веревкой, выволочить в поле и бросить его мертвый труп псам на потребу. И так они были напуганы, что сделали по его слову.
И тогда потрясся народ, и бояре, и многие князья, и сказал Изяслав-младший Игорю:
— Нет ни моего, ни твоего, но наше. Мы сами должны сделать то, что должны.
— Быть по сему, — сказал Игорь. — Ибо Бог выше крови.
Пришел к ним Руф Старый с дружиной, Гельмольд с дружиной и торками, Мстислав же не пришел, и стали они готовиться к большому походу.
ИЗЯСЛАВ
Узнав о приближении дружин Изяслава-младшего и Игоря, киевляне сошлись на вече у Софии, и стали одни кричать: «Выдадим Изяслава» , а другие: «Смерть Изяславу, от него наши беды».
— Что нам Изяслав, — сказал Черный Борис. — Он монах.
— Изяслав умер для мира, — сказал Василий Киянин, архиепископ Киевский. — Не творите зла, братья.
Но те, кто требовал Изяславовой смерти, побежали к Федоровскому монастырю, волнуясь и крича.
— Поезжай и реши, — сказал великий князь Рябому Ангелу. — Это дело Божье.
Ангел с дружинниками верхами поскакали к монастырю, но в пути задержались из-за берендеев, бившихся у винных бочек.
Киевляне ворвались в церковь, где молился Изяслав.
— Господи, — сказал он, увидев людей с ножами и мечами, — воззри на смирение мое, на злую печаль и скорбь, постигшую меня. Помоги мне, чтобы, уповая на Тебя, я все стерпел.
Его ударили и выволокли из храма.
— Не убивайте, — сказал Изяслав, — все забыто, Бог сподобил меня принять схиму.
Подоспевшие дружинники окружили князя, а Рябой Ангел прикрыл его от толпы свои плащом и отвел во двор Просов.
— Не оставляй меня здесь, — сказал Изяслав. — Они придут и убьют меня.
— Бог тебе страж, князь, — сказал Рябой Ангел.
Когда он ушел, убийцы ворвались в Просов двор и убили Изяслава, а голову его воздели на копье, забив отрезанный член с яйцами ему в рот.
Борису принесли золотое кольцо с печатью, снятое с Изяславовой руки, и великий князь узнал кольцо и заплакал.
ЧЕРНЫЙ БОРИС
Три дня и три ночи безостановочно били тараны в киевские ворота. Над городом висели черные тучи, сулившие грозу, но Бог пока безмолвствовал.
Великий князь собрал дружинников и велел выступать, а сам пошел к Улите.
Она сидела у окна.
— Я слеп, но вижу, — сказал он. — А что видишь ты? Что там?
— Август, — сказала Улита. — Опять август.
— Волхв сказал мне, что смерть приму я от Бога, а не от руки человеческой, — сказал Борис. — Уходи, тебя выведут, ты еще родишь мне сына.
— Ты слеп, — сказала Улита. — Бог покинул нас.
Борис выхватил меч, но не смог сделать ни шагу: сапоги его прилипли к полу.
— Это Бог, — сказала Улита.
Борис вынул ноги из сапог и приблизился к ней.
— Загляни в мой рот, сука, — сказал он. — Видишь?
— Боже, — сказала Улита, заглянув, и заплакала.
Оставив ее на полу, босой Борис вышел на крыльцо. Он услышал, как с грохотом рухнули ворота и ревущий враг ворвался в город. Борис поднял меч над головой и страшно закричал, и в этот миг молния ударила в подъятый меч, облекла князя с головы до пят, и рухнул он, черный и горящий, и испустил дух, крича.
Аминь.