Войново
— Ее написал мой дед, — с грустью проговорила старуха. — Он был русский православный германский солдат. Только не рассказывайте, пожалуйста, никому про эту икону: она нечистая.
— Богородица?
— Эта Богородица побывала замужем.
— Богородица?!
Евфимия — монахиня старообрядческого монастыря на польских землях бывшей немецкой Восточной Пруссии — рассказала мне эту историю.
В 1832—1834 годах русские старообрядцы из Латвии бежали от царских притеснений в Восточную Пруссию, где на берегу озера Душ построили, вместе с поляками-католиками, деревню Войново. Дед Евфимии был иконописцем. Его иконы до сих пор хранятся в общинах Рогожского и Преображенского кладбищ, а также в Гре-бенщиковской общине. Он полюбил польку по имени Мария и тайно встречался с нею. Говорят, она была божественно красива. Когда она забеременела, Иоанна — так звали деда Евфимии — призвали на службу в германскую армию. В сентябре 1914 года этот русский человек на поле Танненберга-Грюнвальда, где за пятьсот лет до этого славяно-литовско-татарские войска разгромили немецких крестоносцев, поднялся в атаку против солдат армии генерала Сам-сонова. В конце 1916 года Иоанн, уволенный из армии по причине тяжелого ранения, вернулся домой. Мария родила мертвого ребенка и ждала тайного мужа со страхом: врачи сказали, что детей у них никогда не будет. Избывая горе, Иоанн навсегда расстался с Марией и дал обет — написать такую икону, чтобы простились ему все его грехи. Он изобразил Марию — прекрасную, покинутую им католичку, так и не ставшую матерью его ребенка. Он писал икону двадцать лет, почти не выходя из дома и питаясь хлебом и водой. Мария погибла в начале Второй мировой, Иоанн — в конце. Умер от сердечного приступа. Спустя три десятилетия польское правительство купило войновские иконы. На эти деньги и живет войновский женский монастырь. Очи войновских икон потрясали польских поэтов. Единственная икона, которая не была продана, — та, которая хранилась у Евфимии. Она прятала ее в своей келье, завернув в черную ткань. Когда зашла речь о продаже икон, она извлекла икону из тайника и с ужасом обнаружила, что на руках у Богородицы — младенец. Мальчик. Она точно знала, что дед не писал его. Евфимия тотчас завернула икону в черную ткань и до сих пор не разворачивает ее.
— Покажите! — взмолился я.
— Нет. — Она двинулась вниз, к «цементажу» — монастырскому кладбищу, за которым ухаживали монахини. — Я покажу вам могилу Марии. — Приложила палец к губам. — Только никому ни слова: она латинской веры. Пожалуйста.
Серая плита, имя, дата — больше ничего.
— Что же будет с иконой, если…
Я запнулся. Евфимия вздохнула.
— Не знаю. Но я вам скажу, как назвал ее Иоанн. «Ад любви». Верите? Это правда. Как я могу показать ее кому б то ни было?
У меня перехватило горло.
Через полчаса мы уехали. Километров через двадцать остановились, купили водки в деревенском магазине, выпили, я лег в траву и заплакал: Боже, Боже мой. Боже милостивый!..